Крепость Итуруп. Сахалин.Инфо
29 марта 2024 Пятница, 04:14 SAKH
16+

Крепость Итуруп

Туризм, Новости Курильских островов, Weekly, Курильск

Так будет называться следующая книга историка Игоря Анатольевича Самарина. Так назову и я свой материал, он, как анонс. А полноценная книга — дай Бог — выйдет уже в 2021 году (если И.А. решит, что полевых исследований для неё уже достаточно).

Это "поле" мы искали на самом большом острове Курил. 10 дней, с 23 сентября по 3 октября 2020. Вдвоём. Для большей мобильности Игорь поднял на борт Фархутдинова свой джип. Человек\билет — 7 тысяч в оба конца, он субсидируется. А за машину 34! Уже "предмет роскоши", видимо.

Отходим от стенки. Не мигая, прощается с нами маяк мыса Анива. Всегда здесь красиво, если не туман. И ностальгично… 47 лет назад мимо маяка я прошёл, первый раз. На теплоходе Русь, в далёком 1973 году.

***

Меньше суток, и мы швартуемся в Курильске. Красивый современный порт. Здание морвокзала в сравнении с Корсаковом… Словно в Японию я приехал из деревни!

Нас встречают, на причале одинокая фигура машет рукой. Это Николай, знакомец Игоря. Как и я, он благодарный читатель его книг и любитель истории своей малой Родины, Итурупа. Нас довольно много таких, по всем островам.

 — С чего начнём? Курильск нам вроде не нужен. Может, сразу в бухту Сентябрьскую? — спрашивает Игорь у Николая.

 — Можно и так, — отвечает он — Сначала домой в Рейдово. Завожу квадрик, беру сына и едем.

(Позже выяснилось, это было неправильное решение. Поработать в Курильске с информаторами — первое что надо было сделать. Об этом потом).

Вот первая курильская примета: бобтейлы во дворе у Николая. Маленькая мама рычит на гиперактивного ребёнка-котёнка, не может с ним справиться. Японцев репатриировали — их кошки остались. Послевоенная шутка русских переселенцев на Курилы: бесхвостая кошка выгоднее, чем с хвостом. За ней можно быстрей дверь закрыть, квартира не выстуживается.

Игорь осматривает и фотографирует первую часть из "Крепости Итурупа". Это танковые башни сразу за околицей дома Николая, их пушки стерегут десантноопасный пляж залива Простор.

А знаете, почему СССР на Курилах и Сахалине ставил эти АВТБ (артиллерийский взвод танковых башен)? Спешно закапывали в землю где башни, а где и целые танки. В чём причина? Везде в интернете пишут, что Америка, Холодная война.

А вот нет. Из-за Китая. После Сталина у нас ухудшаются отношения с Китайской Народной Республикой. Обиделся Мао на Хрущёва за критику генералиссимуса. Чем дальше — тем хуже. В начале семидесятых из посольства депеша пришла: по Пекину развешены плакаты "Разобьём собачью голову Брежнева!".

Леонид Ильич немедленно собирает расширенное заседание политбюро с министром обороны, начинают думать: что делать? И принимают решение: хватит думать! Пора рыть!

Казалось бы, где Китай и где Курилы. Далеко! Тем не менее было так.

(Необходимо отметить, что китайский факт и остальное фактологическое наполнение статьи не моё, а историка Игоря Самарина, процентов на 90. Я мало что вставил от себя. В свою очередь, Игорь Анатольевич благодарит итурупских информаторов и вообще всех, кто помог нам на острове).

Игорь Самарин
Игорь Самарин

Разогнались, весело мчимся от Рейдово по пляжу на север. Урочище Черные Скалы, следом Белые Скалы, потом водопад в бухте Парусной… Это всё туробъекты, гости острова сюда обязательно ездят.

В пути встречаются такие вот монстры, курильские самоделки. Тоже экзотика, они внушают уважение приезжим с материка и неодобрение местных гаишников.

Выезжаем на японский аэродром Торо. Здесь нам работать, а перед работой что надо сделать? Правильно! Надо подкрепиться.

Ставим стол прямо на взлётку, Николай угощает сахалинцев "курильской колбасой" красного цвета. Это нерка. Мы с Игорем с детства на рыбе росли, но такое изощрённое творчество впервые увидели.

Рецепт: слабосолёная нерка. Вырезается чистое мясо. В пласты мяса добавляются укроп, лук, морковка, приправы, чуть сахара... Пласты плотно, без воздуха скручиваются в "колбасу", она фиксируются пищевой клейкой плёнкой и замораживается. Удобно: достал с морозилки сколько надо, отрезал.

После обеда пошли по заросшему травой и кустами бетону, на десерт хватая спелые "яблочки" морского шиповника. Вот квадратная дыра. Игорь спускается в бетонный колодец, вылезает через пару минут. Дренажная (?) система аэродрома приводит его в состояние лёгкой задумчивости.

Может, и не дренажная… Под взлёткой бетонный перекрёсток на 3 стороны. Четвёртый ход в поле, в траву уходит.

— Куда этот четвёртый идёт? Зачем? — вслух, словно сам у себя спрашивает Игорь, протягивает туда руку.

Он как Ленин, его рука. А ведь я стараюсь быть ему добросовестным помощником-компаньоном. Поэтому без слов лезу туда, в заросли. Там через каждые 10 метров три ямы мне по колено. Спускаюсь, прыгаю в одну… Земля, а внизу вроде пустота…

А вокруг спелые брусника и бузинолистная рябина, звериная копанина и в примятой траве Его лёжки. Аэродромный медведь, живой дух-банзай мёртвых лётчиков.

— Игорь Антолич, давай уже дальше поедем! — кричу ему из опасных зарослей. — Потом, на обратном пути заедем сюда… Чота в горле пересохло…

Кирилл помогает мерить длину и ширину плит аэродрома. Они 5 на 10 метров. Игорь говорит, что японцы тоже использовали метрическую систему.

Находим интересную плиту, она с осколком японской армейской посуды, случайно залитым в бетон. В далёком 1943 году. Кирилл норовит выковырять, мы его отгоняем.

 — Это называется вабисаби — говорит Игорь. — В переводе "красота простоты". Или мононаваре, "грустное очарование вещей".

Вот останки узенькой жд, вокруг осколки бутылок из-под саке, 1,8 литра. Обмерили рулеткой земляной вал-капонир истребителя Хаябусо. Потыкали рядом в бамбук металлоискателем, ничего не натыкали.

Это пешком. А на машине везде ездили — осторожно! — и возвращались на взлётку только по своим же следам. В траве легко провалиться в рукотворную дырку.

Под конец тяжело было. По бездорожью пешком километр туда-сюда до океанской стороны, на зенитную батарею. У Игоря в руках спутниковая карта и приподнятое настроение.

 — Володя! Да знаешь ли ты, сколько времени я мечтал сюда попасть?!

Не знаю. Я не мечтал. Поэтому мне идти тяжелее. На склоне два заросших входа в пещеры, взорваны советскими воинами. "Дворик" под один 22-миллиметровой автомат, остальные ямы жилые полуземлянки.

На обратном пути бамбук трижды развязал шнурки левого ботинка. Красиво тут, на океане… Но тяжело.

 — Игорь, как будет по-японски "тяжелая красота"?

 — Не знаю! — у него тоже шнурки все развязаны.

Озеро Сопочное

Едем дальше по охотской стороне. Вот бухта Торная, её ограждают от моря скалы Четыре Брата и Три Сестры. Справа тоже вода-красота, это маленькое озеро Сопочное (Торо). Напомнило мне знаменитое озеро Кольцевое острова Онекотан, его мини-копия.

Нынче пусто, нет никого. А когда-то на перешейке между озером и морем был рыбозавод, люди русские жили-работали, посёлок был. Игорь в прошлые годы копал здесь археологию, средний дзёмон.

Да всегда люди здесь жили, задолго до Христова рожденья. А чего не жить-то… Вон горбуша-серебрянка плещет хвостом, с моря в озеро на нерест идёт. В мелком ручье спину видно, руками взять можно. А ведь в Торо и нерка заходит! В лесу зверь и ягода, в море каланы, за драгоценный мех что хочешь можно выменять.

Благодать здесь. Всю жизнь в красоте сытой можно прожить и мечтой остальной мир назвать, он не нужен. От рожденья до старости в маленькой бухте, поколеньями жить и никуда с этой Родины не уезжать.

Но нет!

Обязательно приплывут эти "первооткрыватели", колумбы хреновы. Встанут у Четырёх Братьев на якорь, привезут на шлюпке огненной воды и споят всё селение, на женщин позарятся… Или подлизы-японцы с юга будут уговаривать местных мужиков заняться промыслом рыбы в обмен на всякие побрякушки. Или — хуже того — Хвостов и Давыдов вдруг ядрами из пушек закидают. За что!? А эти с севера казаки вечно голодные? Ясак давай! Орут-требуют!

Нет в жизни счастья.

Вулкан Кудрявый

Дело к вечеру, пора ночевать. Едем с охотоморья на океанскую сторону, в бухту Сентябрьскую. Слева Кудрявый дымит. Лет пять назад повезло, поработал на нём в экспедиции. (Отдельная тема, здесь не буду писать).

Только замечу, что долго уже, почти 20 лет обещают нам промышленную добычу рения — и что-то никак. А сколько за эти годы испарилось из вулкана вместе с рением денег? Много, каждый год улетают.

Если на соседнем Кунашире самый главный вулкан безоговорочно Тятя-красавец, то на Итурупе спорят Стокап (самый высокий), Иван Грозный, Атсонупури…

Я настаиваю: самое почётное место за Кудрявым. Ведь он дважды абсолютный мировой чемпион! Во-первых, в состоянии покоя это самый горячий вулкан на планете. (Асса! Мы первые!)

Во-вторых, есть мнение компетентных людей (я про рений), что это единственный на Земле вулкан-"прачечная" по отмыванию денег.

Надеюсь, турфирмы России отметят в буклетах первый параметр и не умолчат о втором. Счастлив тот, кто побывал на Кудрявом!

Бухта Сентябрьская

Вот и приехали. Привет, океан. Над бухтой развалины пограничной заставы. Почему не внизу, не в бухте стояла, ведь там удобнее? Цунами, я думаю. После северокурильской катастрофы уже боялись жить на берегу.

Внизу на реке рыбоводный завод, недавно построен. Людей нет. Японская пушка рядом с кухней, из дверей выходит Николай. Нынче он один рыбовод здесь, в режиме сторожа.

К нам не спеша, с достоинством идут лошади бывших пограничников, ждут угощенья. Их 7, они сами по себе. Ничьи, вольные уже лет 15, как закрыли заставу. Зимой ухитряются копытить траву, к весне сильно худеют.

Старые помнят седло, а молодёжь родилась уже в полной свободе. Командует ими кобыла Галя. Куда она, туда все. Позади в арьергарде всегда жеребец Витя.

Николай показывает место ночёвки в коттедже. Устраиваемся на втором этаже и идём к речке ловить рыбу на ужин. Форель и кунджа. Не сказать, что клюёт беспрерывно, но "на пожарить" поймали.

Потом ужинать-вечерять к Николаю на кухню. Стол богатый, хозяин жарит блины, мы привезли к ним хорошего масла. Подарок из Краснодара: полтора литра виноградной чачи, хорошо очищена от сивушного масла.

После ужина от Игоря культурная программа "Крепость Итуруп". Его карты, схемы и снимки из космоса, нам есть о чём поговорить.

Стемнело. Выходим на улицу. Николай светит мощным фонарём в сторону реки. Слышно, как плещет горбуша.

 — Видите отсвет от фонаря, парные точки-огни? Это глаза. Пришли… Каждую ночь приходят. А если не встал на дыбы — значит это глаза лошади.

Уже поздно ночью пошли спать в гостевой дом. На втором этаже Игорь лёг на кровать, я постелил матрас на полу под люком в потолке. Ночью пошёл в туалет (он в доме), заодно на улицу. Светил фонарём в реку, искал глаза.

Их не было, и я пошёл спать, задремал… Вдруг надо мной открылся люк, там страшные глаза! И уже утро, я проснулся.

День счастья

Утром завтрак, и сразу идём. По дороге, в шестнадцатом году проложенной вверх по реке. Делали водовод, в одном месте тракторист подрезал склон распадка, и… И открылась пещера!

Две, точнее. Одна короткая, неинтересная. Вторая с поворотами уходит вглубь. Вот остатки крепи из неошкуренной берёзы, она подпирала свод. Ход идёт дальше, лезть туда неохота, опасно.

Игорь запрокидывает голову, оценивает высоту свода и ширину пещеры. Приходит к выводу, что это армейские склады. Японцы здесь что-то хранили...

Закончили там, идём к океану, на правый фланг бухты. Николай указывает пальцем вверх, там на склоне бетон в траве. Лезем туда. Игорь садится у амбразуры, закуривает.

 — Володь, у меня прям наслаждение. Даже не хочу сразу лезть туда, хочу побыть чутка в предвкушении.

Впятером пролезаем в артиллерийскую амбразуру. Влево идёт ход в рост человека. Достаём фонари, идём туда. Ещё одна, вторая бетонная щель, смотрит в океан. Игорь оценивает её как пост, где сидел командир артрасчёта и корректировал огонь. На бетоне надпись: "Юля и Петя. 1962".

Дальше щелей нет, но чувствуется, что нора идёт вдоль берега, а не вглубь. Впрочем, через равные промежутки уходят боковые ходы. Одни заканчиваются тупиками, другие завалены.

Уже минут 5 идём в темноте.

 — Парни, я много видел, — говорит Игорь. — Но это… Я восхищён.

Дальше идём, пригибаясь. Вот ползём на карачках. Вот в полный рост снова. Вот кости погибшей лисы, ещё кости. Лисы любят умирать в дотах и пещерах.

Опять перекрёсток, прямо и вправо. Стоим, озираемся. Как бы не заблудиться…

 — На Курилах облазил 110 фортификаций, такого не видел. Здесь целый подземный город! — говорит Игорь, а в голосе сквозь радость сквозит уже озабоченность.

 — Игорь, что-то неохота мне дальше идти… — говорю я.

 — Вон ещё ход направо пошёл! — кричит возбуждённо Кирилл.

 — Так, стоп! Прекратить пораженческие разговоры! — командует Игорь. В луче фонаря его белая борода, в руке полоска рулетки блестит. — Замерю всё до конца, и сразу назад пойдём.

 — Не, я останусь, — отвечаю. — Фонарь включу, буду путеводной звездой, чтоб вы в штольнях не заблудились.

Они ушуршали дальше вчетвером. Вот пропал звук голосов, вот фонарей уж не видно. Выключаю и я свой. Сразу в глаза абсолютная чернота, в уши глубочайшая тишина. Космос подземный. Пытаюсь словить "пещерный кайф", как говорят спелеологи. "Чота не ловится… Чот нет кайфа…" — бормочу под нос, включаю фонарь.

Было по молодости, из темноты торпедного аппарата с водой нас выбрасывали, сжатым воздухом. Тогда без проблем, даже весело — а сейчас бы не смог, нервная система у пожилого ослаблена.

Минута проходит, две… Пять… Сижу на карачках, холодно, как бы подземную ангину не подхватить. "Бу-бу-бу…" — издалека неразборчивый говор. Пещера глушит высокие звуки. "Бу, би…бий, бий!" — ближе и звонче, высокий тембр детского голоса. Белые "сабли" фонарей мечут и режут на ломти чёрный страх пещеры.

Кирилл показывает мне патрон с пулей от советского автомата. Капсюль целый, блестит, как новенький. Сам нашёл. Но до конца они не дошли, тайна остаётся с пещерой.

 — Игорь, сколько намерил?

 — Пока не готов точно ответить. С боковыми ходами… Метров 150.

 — Ого! Из твоей книги про остров Матуа про такие длинные не помню.

Игорь молчит. Может, были такие, может, и не были… В любом случае длиннющая эта "лисья нора" — событие экстра-класса. Возможно, на сегодняшний день самая крупная система на всех Курилах!

Видимо, она из ранних фортификаций, построена на берегу. После первых поражений в Тихоокеанской войне японцы отменили практику береговых укреплений, легко сметаемых огнем корабельных пушек. Стали строить в глубине острова.

 — А почему такая длинная — и только вначале две подряд амбразуры?

 — Наверняка было больше. Тайфуны, землетрясения... Засыпаны оползнями.

 — Значит, есть смысл откопать. Милитари-туризм, сейчас это модно.

Через амбразуру выползаем из холодного мрака истории — на берег. На всех регистрах шумит здесь прибой, солнце ласково светит, здесь веселей. Пошли обедать, усталые и довольные.

***

Николай с сыном уехали домой — а мы продолжили. Уже на машине, втроём. Выехали из бухты наверх и поехали на юг бездорожьем. Сверху видно далёко, как говорят моряки, "100 на 100". Плато океанское, шикарное, ровное. Хоть фильм про ковбоев снимай!

На фоне вулканов кони красиво пасутся. Загляделся, засмотрелся на них — и как Чехов на Найбе задумался.

Как много у людей обязанностей и якорей! Тянут вниз, жить не дают. А тут предо мной абсолютное олицетворение воли, безграничной свободы.

Пожалел я тогда, что рождён человеком. Лучше в табун жеребцом под Галино руководство.

Забыл бы всех желаний трепет,

Мечтою б целый мир назвал.

И всё бы слушал её ржанье.

Её б копыта целовал.

А вот рама машины. Что-то древнее: сталь на заклёпках, спицы колёс деревянные. Вросла в землю, как щупальцами осьминога обвита ольхой. Игорь выдрал машиной. Артиллерийский передок? Ведь пушка шла в сцепке.

Игорь металликом ищет, Николай с азартом вонзает лопату на каждый сигнал прибора. Поисковик, наш человек!

Вылазят на свет божий колючая проволока, хомуты железные, хлам всякий советский — а вот и чашка джапан ВМФ. Вот самодельные санки с ведром, какие-то бедолаги по морозу воду возили…

Хитромудрые канавы в земле. Игорь: "Орудийный дворик, без сомненья. Вот сектор обстрела"- указывает рукой направление.

В его руках лист космоснимка, ходит с ним по подозрительным буграм, как по компасу, ищет. Вот советский послевоенный бетон на обрыве, Игорь определяет его как командный пункт. Обмеривает, потом садится, закуривает:

 — Парни, как хорошо! Я так долго мечтал сюда попасть. Сегодня день счастья.

Мы искренне киваем в ответ. Да, прекрасная сентябрьская погода в бухте Сентябрьская. Вокруг дикий Итуруп и наше предвкушение новых находок, которые — обязательно! — будут.

Вдруг в кармане заработал сигнал смартфона. Вытаскиваю его — на экране нет ничего. Вопросительно смотрим друг на друга. Снова необычная мелодия … Игорь задирает голову — над нами чёрная птица против ветра висит. От неё необычный, мелодичный, "смартфонный" звук. Это ворон, житель скалистых побережий Курил.

***

Вернулись в бухту и проехали пляжем на левый фланг. Там разделились, я с Николаем ушли дальше.

Шляемся по отливу, слышим: свистит Игорь. Идём туда — он уже лезет вверх, там дырка, бетон. Весь заросший травой, как он его разглядел… "Чуйка есть", говорят поисковики.

Дот из двух амбразур, изрядно завален землёй. Много лет никто не лазил в него. Расчистили штыковыми лопатами левый сектор обстрела. Игорь протиснулся вперёд ногами, а мне что-то…

— Дядя Вова, полезешь? — спрашивает Николай.

— Нет, ты лезь, я буду обеспечивать тыловое прикрытие.

К сожалению, этот дот оказался засыпан ли, взорван… Ходов дальше нет. На нём и закончился день счастья, поехали вечерять.

Киноблины

А уже ночью к нам прилетело. С юга. Тёплый и сильный ветер с дождём. А у Николая на кухне стена из видеокассет, штук 50. Мы забили на всё. Нафиг работа, только есть-спать-кино смотреть.

Запомнилось: Николай часто делал блины точь-в-точь, как пекла моя мама. Я в два раза старше его, но за эти блины проникся к Николаю воистину сыновьими чувствами. За непогоду на полкило точно поправился.

Через сутки не выдержал марафон "Киноблины", устал. Побежал из кухни в гостевой дом. Там облачился в плащ, болотные сапоги и в таком виде предстал перед ними на кухне. Был сфотографирован и со смехом послан совершать подвиги, они отказались.

Иду к берегу. Ветер влетает в бухту, давит в грудь и рвёт полы плаща. Лошади куда-то смылись. Океан взбесился. Накатная волна, ударив в высокий берег, отливает и с грохотом утаскивает за собой круглые булыжники размером с детскую голову. Не дай Бог на шлюпке упереться в такую "стиральную доску", сотрёт людей сразу! От камней грохот стоит, канонада, война Воды против Земли.

В бухте мыс выдвигает в океан свои скалы. Решаю обойти его против часовой стрелки. Прыгаю по камням, направо волн огромадных боюсь, налево в вертикаль скал вглядываюсь. Должны быть дырки японские! Нет, не вижу…

На острие мыса глыба-камень, полустёртая надпись: "И наши ноги Итуруп топтали!".

С северной стороны мыс прикрыл меня от южного ветра. Сажусь на камень, заворожённо смотрю на нескончаемое воинство волн, штурмующих песок плоского пляжа…

Из Чехова, когда он смотрел в море в устье сахалинской реки Найба:

Один корреспондент, бывший в Найбучи в 1871 г., пишет, что в одной из изб красивая высокая солдатка угостила его свежими яйцами и черным хлебом, хвалила здешнее житье и жаловалась только, что сахар очень дорог. Теперь и следа нет тех изб, и красивая высокая солдатка, когда оглянешься кругом на пустыню, представляется каким-то мифом.

Налево видны в тумане сахалинские мысы, направо тоже мысы… а кругом ни одной живой души, ни птицы, ни мухи, и кажется непонятным, для кого здесь ревут волны, кто их слушает здесь по ночам, что им нужно и, наконец, для кого они будут реветь, когда я уйду. Тут, на берегу, овладевают не мысли, а именно думы; жутко и в то же время хочется без конца стоять, смотреть на однообразное движение волн и слушать их грозный рёв.

Философия непогоды.

***

Так мы бездельничали день, ночь, ещё день. На кухне сидели, а снаружи бегали. От кухни до генераторной бегали 5 метров, там была курилка. А от кухни до гостевого бегали метров 20.

Запомнился этот тёплый шторм с юга, спасибо ему… Теплом кухни запомнился и уютом троих психологически совместимых людей. Не все поймут меня. В городах, в муравейниках-мегаполисах это чувство наслаждения непогодой — в уюте — оно людьми утрачено и забыто.

28 и 29 сентября

Шторм утих. Николай остался, а мы поехали на другой аэродром на перешейке Ветровой. Долго лазили по траве, бамбукам… Я заметил, что самый приятный момент в моей ходьбе за Игорем вторым номером — это когда потный и мокрый я вылезаю из травы и бахаюсь седалищем на кресло джипа. Так уютно в машине, Квин поёт… Так хорошо!

 — У-ф-ф… Вези меня, джип… Игорь, не хочу больше пешком.

 — Отдохни, — отвечает он, неутомимый. — Скоро опять.

Выехали на океан. Шторм-ветер кончились — зыбь началась, прибой кошмар. Метров 500 от берега маленький остров, как дом горит. "Пламя" не красное — белое от фонтанов пены.

Лазили там, лазили… Вверх, вниз… Искали доты. А их нет, только засыпанные убежища и окопы. Сюда с Охотского моря выходит на океан участок Белых Скал, почва рыхлая, проблематичная для рытья фортификаций. Поэтому самураи не порадовали находками.

Я не пошёл пляжем на юг, а Игорь дошёл до первого непрохода и вернулся со стеклянным поплавком. Сказал, что это коллекционный, редкий экземпляр.

Вот фотки по теме "Крепость". Танки советские. Или башни, я уж не помню.

Вот более интересная фотка. В углу печка из красного кирпича, а пол выложен бочками. Видимо, на бочках лежали доски. Советские люди, призванные на Курилы служить на Державу, устраивали свой быт, как ум позволял.

Это сейчас нам с Игорем в кайф, летом. А зимой здесь? Такая оригинальная "бочко-казарма".

Вернулись в Сентябрьскую, переночевали и поехали к военным в Горячие Ключи. В районе Курильска работают люди А.А. Василевского, СахГУ. Огромный раскоп, 5 тысяч квадратов. Неолит, от 12 до 3 тысяч лет. Игорь пошёл засвидетельствовать почтение тому, чем давно уже не занимается: археологии.

С нами Николай с Рейдово. По его информации, в Ключах тоже японское есть. Вот оно, квадратное. Под ним подземелье.

Они лезут под землю, смотрят… Игорь не готов ответить, что это, для чего. Да и японское ли…

А вот единственное место на острове, где японцы сделали купальный комплекс. Местное называние "фанзочки". До сих пор сохранились, а внутри купальня точно такая, как на японских старых фотографиях.

У купальни я что-то спросил у солдата срочной службы, и услышал новое слово:

 — Не знаю, я не фанзёр.

Рядом храмовая чаша для омовения рук.

Потом лазили по Куйбышевкому перешейку, у озера искали японские доты. Нашли, но советские. Мы их не любим, они "на верёвочках", хлипкие. И неинтересны своей однотипностью. Японские все разные.

Вдруг с сопки вижу "войну", танки идут, берут в клещи Куйбышевский залив. Дымовая завеса, в белом дыму что-то хлопает… Часа два длилась противодесантная операция — и танки потянулись обратно в Горячие. Война войной, а ужин по расписанию.

***

Вечером ставим палатку в Рейдово, во дворе Николая. Богатый стол, супруга Ирина старалась. В нагрузку за это изобилие пришли друзья Николая, принесли Игорю на опознание кирпичи и поплавки.

Один кирпич оказался редким, к удовольствию владельца. Кирпич компании "Безен Инде". На его примере Игорь охотно и подробно рассказывает, как революция Мэйдзи изменила керамику Японии. Как вместо изощрённых индивидуальных чашек для японской чайной церемонии, очень ценимых знатоками, как вместо них пошёл европейско-американский стандартный поток кирпичей.

Всем интересно. Даже лиса пришла к палатке послушать Игоря Анатольевича.

30 сентября

Сегодня едем на аэродром Буревестник. А потом нас забросят морем в бухту Консервную. Чувствую, в моей голове жёсткий диск памяти уже переполнен впечатлениями… И начинает зависать… А флэшку в голову вставить — такое ещё не придумали… Пора домой, но придётся ещё помучиться. Игорь неутомим. Блин, с кем я связался…

***

После реки Куйбышевки повернули на Буревестник. Местное название дороги "Стратегичка". Чем отличается "остров Сахалин" от "остров Итуруп"? У нас Южный — Оха "Федералка", мы гражданские. Итуруп военный.

Выехали на океанскую сторону, Игорь пошёл осматривать ртот (роту танковых огневых точек). 10 позиций, танки "Иосиф Сталин", двойки. Отсюда до береговой черты километра три, туда они кидали снаряды, в залив Касатка.

Нынче все танки без башен, а три капонира пустые, утащили на металлолом. Жаль. Ведь это история и деньги-туризм. Как малые дети, свой дом-остров курочат, потом плачут.

Лазим по карьерам. В борту карьера лисья нора, рядом крыло самолёта, кусок. Вроде аэрокобра.

На аэродроме Буревестник едем по японской взлётной полосе (современная рядом), потом кружим по земляным ангарам, по дорогам ищем выход на берег. Игорь не хочет по целине: в траве много железа.

Выехали к океану и устроили обед в уютном орудийном дворике. Яичница, а под ногами на десерт брусника.

Дальше пешком — и вот первый дот, наша главная цель. Амбразура "японца" травой заросла, Игорь ищет, находит яму входа с траншеи. Светит туда… Дот залит водой. Одевает болотники, лезет. Большой, артиллерийский, бутобетонный, арочный.

30 метров по берегу на север — ещё. Маленький, пулемётный.

Через 50 ещё маленький. Лезу с ним, помогаю работать с рулеткой. Внутри у ветхой пулемётной стойки череп и кости лисы в образе "смертника, прикованного цепями к пулемёту".

У реки Грачёвки дот завален. Следующий поразил необычайно мощным бетоном. 4 метра толща стены! Четыре! Офигеть… Игорь предположил, что это не огневая точка, а наблюдательный пункт. Нынче нп охраняют мухи-белоножки, покусали обоих безжалостно.

Шестой тоже завален. Игорь отодрал доски амбразуры и полез ногами вперёд. Этот дот его тоже удивил, но удивил неприятно. По каким-то причинам (уже не помню) он стал сомневаться, что дот японский. Ходил вокруг него, чертыхался и возмущался:

 — Я не верю тебе! Признавайся, кто тебя сделал?!

Дот отмалчивался.

А я уже устал. Сколько их там впереди? По траве и буграм, по бездорожью ходить-лазить тяжело уже мне…

 — Игорь, может, ты сам дальше? А я тут на бережке посижу, тебя подожду…

 — Нет, надо вдвоём. Доты в провалах, опасно. Безопасность превыше всего!

Эхе-хе… С кем я связался…

***

Мир людей делится на созидателей, созерцателей и разрушителей. Игорь первый сорт. Можно позавидовать юношеской увлечённости человека, который давно вышел на пенсию. Таких пожилых созидателей достаточно много — и всё-таки они в меньшинстве. Большинство остывшие вулканы уже. Стоят — но пар уже не идёт. Созерцают.

Или так: люди, как самолёты. Вуз помог или сам взлетел молодой. К пенсии своё отлетал — и на аэродром, на посадку. Летать-напрягаться уже неохота. Включит изредка двигатель, катнёт по рулёжным дорожкам… Взлететь? Нет, хватит. Прокатился, вспомнил молодость.

А есть, кто в полёте всегда. До конца! Аэродром только для взлёта.

Вот воздух стал слишком разреженным (это политика партии изменилась), высоко залетел. Что ж, надо менять эшелон поближе к земле… Но садиться нельзя! Вот забили снизу зенитки (это ты много сделал уже, стал слишком заметным для "друзей" и врагов). Можно уйти в облака…Или отбомбиться по ним?

Самолёт выполняет задачи, на лету совершенствуется — и только двигатель начинает давать перебои... Придёт его время, он упадёт. Но не сядет. Нет для него аэродрома посадки.

***

Закончили с береговой обороной аэродрома, едем обратно. Вот оригинальные японские казармы. Игорь в прошлые годы осматривал их, поэтому мимо.

А вот неприметный порт справа, судёнышки стоят. На рейде бочки швартовые. Неприметно — а в своё время прозвучало на весь мир!

Именно здесь от такой бочки в январе 1960 года шторм оторвал и унёс в Великий Океан одинокую баржу с героическим экипажем. "Зиганшин буги, Зиганшин рок. Зиганшин съел сырой сапог". Есть ли на пирсе хотя бы табличка с их именами? Если нет, надо поставить.

Выезжаем на знаменитый Зеркальный пляж Итурупа. Задолго до изобретения человечеством транспортной инфраструктуры Тихий океан обустроил здесь "курильский асфальт". Подобное есть на побережье залива Терпения, Сахалин. Джип набирает скорость.

 — Володя, снимай видео. Вообще больше фотографируй, я же не могу за рулём! — в плеске волн голос Игоря.

Вот несчастный красавец "Корунд", буксир. Замыт по ватерлинию. Его фотали 100500 раз, я тоже фотаю.

Бухты Осенняя и Золотая

Утро. Едем от Курильска на юг. Там на охотской стороне должны быть самые старые объекты на нашу тему крепостей. Николай с Рейдово предупредил, что Золотая нынче частная территория ООО "Скит".

Пейзаж вокруг неожиданно напомнил фотографии Африки. Такая курильская "саванна", а на горизонте "Килиманджаро".

Вот шлагбаум, внизу строения бухты Осенней. Как непальский нож кукри бухта криво-красиво врезана в берег. Везде чисто, хозяин Скита следит за порядком.

Охрана докладывает о нас, долго ждём, переживаем… Вдруг не пустят? Охранник велит одеть маски и притормозить внизу. Там встретит руководитель Скита. Открывает шлагбаум, едем вниз…

 — Кто такие? Зачем вам Золотая? — спрашивает у нас пожилой человек в рабочей одежде.

 — Мы с Сахалина, археологи, музей "Победа". Там должны быть айнские крепости-часи, хотим поискать — ответил Игорь.

 — А-а-а… — протянул человек и улыбнулся, словно обрадовался. — Археологи, значит. Мы строиться хотели, а вы нас два года мурыжили, всё копали, разрешения не давали.

Я сделал приятную улыбку в маску, зажестикулировал и шагнул к нему:

 — Да нам там…

 — Не подходи! — он сделал шаг назад. — Там стой. Много вас всяких приезжают, везёте нам заразу всякую.

 — Мы работать не будем, — сказал Игорь. — Нам посмотреть, и сразу уедем.

 — Езжайте, — пошёл от нас, бросил через плечо: — Горбушу там в речке не трогайте.

От Осенней до Золотой примерно 8 километров, и это была самая приятная дорога на Итурупе. Ухоженная грунтовка в лесу, едем, как в парке, по горам.

Вот бухта. Ничем не примечательна — но почему-то именно здесь в старину был административный центр острова, Фуребэцу (с айнского "Красная река"). И река нынче не красная, и нет никого. Пообедали у какого-то сарайчика, и Игорь повёл меня на приморскую сопку.

Суть, что 4 декабря 1874 года на океанской стороне острова потерпел крушение английский экипаж знаменитого моряка и браконьера Генри Сноу.

Первое время (20 дней) прозябали в айнской хижине на берегу. Моряки любой нации все плохие пешеходы, но они сумели махнуть перевал на столицу Итурупа. Зимой по бамбуку!

Здесь в Фуребэцу их тепло встретили японцы, с Англией тогда дружба была. Прожили почти полгода, до мая, когда пришла шхуна и увезла их на Хоккайдо. В книге "В запретных морях" (про Курилы, до сих пор не издана на русском, жаль) Сноу пишет: "На сопке над деревней я набрёл на пару старых списанных пушек".

Мы набрели там на непонятные ямы и две древние стоянки. Пушек, разумеется, не было. Скорее всего, ценную бронзу переплавили ещё до войны 1904‑1905, когда японцы усиленно строили флот. В Золотой была угольная база их ВМФ.

С вершины нашей сопки видим другую. На высоте 200‑300 метров в ровном бамбуке вмятина. От неё вывал почвы. Пещера? Не полезем туда, тяжело. Всё равно она завалена, время тратить.

И пошли мы пешком по террасе (море внизу) на юг, к мысу Пржевальского. Там есть местечко под названием "Часи Мой". Может, и найдём следы айнской крепости… Игорь ищет металликом, из земли отзывается ручной плуг. Забираем для музея.

Вот склон, как пампасы в Южной Америке, маленькие "кактусы" растут.

Внизу красота, Скальный Город морской.

Вот от террасы в море уходит узкий и опасный проход к вершине скалы, напротив неё в траве две круглых ямы древних жилищ. С сомнением смотрю на слишком маленькую площадь скалы. Там не только часи, там и жилища не построишь. Но это сейчас — а как было раньше?

Идём до второй скалы, там яма одна, зато огромная и глубокая.

 — Может, это зимнее жилище?

 — Всё может быть — отвечает Игорь. — Они часи-крепости не только для обороны строили. Ещё были часи для ритуала, для торжественного захоронения предметов и так далее, о чём мы не знаем.

Знает только Герберт Уэллс, "Машина времени" в прошлое.

Повернули обратно. А до вечера часов 5. Чему ещё посвятить "души прекрасные порывы"?

 — Я знаю, чему — отвечает Игорь.

"Физик" Самарин и "лирик" Грышук

Прощаемся с охотоморьем, опять выезжаем на Зеркальный пляж океана. Вот знаменитая скала Чёртовка.

Первый раз я проехал мимо скалы в 1992 году корреспондентом газеты МГ. Ехал в кабине военного "Урала", водитель рассказывал, как после войны шесть солдат зашли в пещеру и больше не вышли, их не нашли. А потом вокруг Чёртовки расплодилось видимо-невидимо белых мышей, сбежали из подземной лаборатории.

Слухов этих курильских не счесть. Может, чо и правда… Кабы не старый — написал бы книгу "Байки Сахалина и Курил". Сказал же Ницше: "Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины". Игорю нужна истина, но таких людей мало. Большинству нужны тайна и обман. "Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман", Пушкин.

Стоял в океане таинственный остров Матуа. Кто содрал с него покрывало обмана и тайны и оставил голую истину? Кто?! Кто это сделал?! Самарин и Шойгу.

Похоже на спор физиков и лириков при СССР. Никто уж не помнит, а тема вечная, до окончанья веков.

***

Полезли в верхний скальный дот. Игорь хочет удостовериться, что он несквозной, что не было прохода на ту сторону скалы. Дошли до конца: нет, дот не завален. Видимо, прохода не было изначально.

Пошли к мысу Тоннельный, где в базальте Чёртовки направленными взрывами пробит ход на ту сторону скалы.

За скалой лезем вверх — слева полость, там тьма. Включаем фонари, спускаемся… Зал здоровенный, круглый, метров 50 на 50, высота метров 6. Фото хорошее не сделать, нужна осветительная техника.

Это тот самый "госпиталь", тоже по слухам. Вряд ли зал природный, даже в шторм и прилив волна сюда не достанет. Человечий он…Зачем? Точно не знает никто.

Поехали ночевать в Рейдово.

2 октября

С утра была встреча, пришла женщина. Оказалось, зря с теплохода мы сразу поехали в бухту Сентябрьскую. Сначала поработать в Курильске с информаторами, вот!

Звали её Татьяна Валентиновна. С виду обычная пожилая курильчанка — она так ярко, так азартно рассказала, как по детству лазила с мальчишками по японским схронам в Сентябрьской! Я сразу увидел в ней подростка СССР, от которых мамы плакали, а отцы жестоко драли ремнями. Толку нет, оторва та ещё…

И такое она рассказала! Мыс, который в шторм обходил я, тоже там норы есть. И не только… В бухте Зоркая много чего… Оказывается, тут "поле непаханое", мы и половины не видели, она готова нам показать. Такие там чудеса…

А нам послезавтра уезжать!

Игорь голову повесил, заплакал горючими слезами:

 — Я вернусь! Вот уеду на Сахалин — и я сразу вырвусь на Итуруп ещё на неделю!

Конечно, ничего у него не получилось. На Сахалине дела, по ветеранам надо ездить.

***

После обеда жизнь наладилась: Николай устроил морскую экскурсию в бухту Консервную. Нынче здесь рыбоводный завод.

Бухта мала и очаровательна в минимализме — а вот глубина моря серьёзная. Огромные плавбазы вплотную к берегу подходили, когда заливались водой.

Везде чистота, бамбук выдран и вновь стали видны каменная кладка лестниц, фундаментов. Вытащен из зарослей "хлам железный", из него сделан музейчик замысловатых паровых механизмов японского консервного завода. Два в одном: эстетика индастриал плюс история.

Вот парные основания низких торий, на маленьком мысу маленький храм был… Ах, лепота! Нынче я рисую храм во сне, и сердце моё тает…

Такой обустроенный колорит северной японской старины я видел только на Хоккайдо, больше нигде. На нашем Южном Сахалине тоже нет (а можно). Как меня уверили, красоту навёл не заезжий дизайнер с дипломом, а местный начальник участка и рабочие компании "Гидрострой".

День последний

С утра в Рыбаки, Игорь лезет в очередную дырку на левом фланге бухты. Скальный дот, определяет его как артиллерийский.

Едем на юг к мысу Писимой. Здесь грязь и лужи. Оставляем машину, идём к морю пешком. Игорю нужно увидеть скалу Эторпу, про которую он знает, но ни разу не видел.

Суть, что название самого большого острова Курил остаётся проблемой. Что значит "Итуруп"? Одно бесспорно: слово айнское, а перевод… Или "медуза", или "тусклый, неясно видимый", или что-то связанное с дикой земляникой.

У Игоря своя версия. Да, изначально корень айнский, его переняли японцы, потом мы. При освоении японцами Южных Курил проводники у них были айны — а в районе Курильска всегда было одно из самых больших айнских поселений.

А теперь представьте такую картину. Плывут по опасному Охотскому морю айны с японцами. С Кунашира на Итуруп на хлипких лодках-долблёнках с надставными бортами. Опасный прибой, и берег в тумане не виден почти — а впереди за мысом Писимой родное стойбище, жёны там, дети. Айн уже дома почти, надо только разглядеть в белой мгле эту скалу… Вот она.

— Эторпу! — восклицает самый зоркий. — Эторпу! Скала на мысу! — радостно повторяют в лодке японцы.

Со временем айнское Эторпу (перевод "Скала на мысу") японцы переварили в слово "Итуруп" и распространили на весь остров. Такова версия историка И.А. Самарина. Ничем не хуже медузы, земляники и прочая.

Жаль, до берега моря мы не дошли. Лужи всё глубже, грязь жиже. Вдруг вонь от тухлятины и Его след. В зарослях этот запах очень опасен, можно стать пищевым конкурентом медведю. Открутил я крышку фальшфейера и приготовился, загудел в трубу… Повернули обратно.

***

Прощай, Итуруп. Пассажирами заходим на т\х "Фархутдинов", команда поднимает на палубу джип. Игорь гладит рукой по капоту: спасибо! Ты не подвел нас, вывез везде.

Двое суток до Сахалина. Здравствуй Корсаков, асфальт, дома каменные. Конец путешествию, начинается жизнь городская.

Уезжать всегда лучше, чем возвращаться.

Подписаться на новости