"Поэт" и "толпа" в новогоднюю ночь. Сахалин.Инфо
28 марта 2024 Четверг, 23:27 SAKH
16+

"Поэт" и "толпа" в новогоднюю ночь

Новый год, Праздники, Weekly, Южно-Сахалинск

А вы знаете, женщины, что у туристов, рыбаков-охотников и других любителей побывать на природе — у таких мужчин — тоже бывают критические дни? Праздники, дни рождения всякие…

Новый год, например.

Иной раз и настроения-то нет его справлять, начинаешь себя насильно веселить, прибегаешь к помощи алкоголя… Проснёшься утром первого числа в городе, а голова болит, вокруг такие же больные неадекваты пытаются праздник праздновать, смотреть на них тошно…

Ахтунг! Опасно! Нельзя нам праздники в городе встречать!

Поэтому ещё месяц загодя до события решил заночевать в Новый год на пике Чехова. Выше города, от грехов его и соблазнов подальше.

Подготовка

Зимние горы не прощают ошибок. У покойного Андрея Клитина (зимой в горах погиб) есть статья про пик Чехова, так и называется: "Гора, которая не любит парадов".

Рассказывал мне, как однажды ходил на пик, было ветрено и морозно. Поднялся-спустился, много сил потерял и уже у парка, у гостиницы "Санта", расслабился и чуть не погиб, отдыхая в сугробе, заснул от усталости.

По-любому надо семь раз мне отмерить, один раз отрезать.

Проверить одноместную палатку, она тропическая, бывала со мной по разным тёплым странам, зимой в ней не ночевал.

***

15 декабря "вечерней лошадью" выехал в сторону Корсакова и уже на закате пробурил лунку во льду на Третьем Кривуне. В Дачном, на Первой речке.

Сижу, рыбачу как порядочный (то есть на удочку), палатку поставил рядом на ввинченные в лёд саморезы. Что-то не клюёт…

С детства, с пацанов мы начали ездить на эти кривуны. Всегда — много-мало, а на уху-жарёху малоротки домой привезёшь. Мама похвалит.

Нынче "глухо". Видать, непорядочные тут власть захватили…

Уже в потёмках услышал стук двигателя китайского снегохода. Звук приближался, медленно вился по петлям реки, иногда надолго стихал на холостых оборотах.

Сеточники — догадался я. У "браков" вечерняя проверка сеток.

Вот тёмное пятно снегохода вывернуло из леса, луч фары скользнул по палатке, одинокий седок медленно проехал мимо меня проверить последнюю сеть за поворотом.

Как на таракане верхом проехал, спокойненько так, как на официальную работу за зарплатой рыбьими хвостами.

Тараканы-сеточники, некому вас травить. Не так при Союзе было, не так в "тюрьме народов" было. Рыбинспекция худо-бедно работала.

Демократия нынче, власть браконьеров и их "крыши", до полного уничтожения рыбы богатейшего некогда острова Сахалина. Зайди на любой рынок — кунджа и корюшка, малоротка, тайфун — почти вся  рыба криминальная, ячеёная, в полосах от сетки (преступление визуально и налицо) — а правительству пофиг.

 — Тьфу!

Плюнул да и спать пошёл.

Подготовка №2

Через неделю опять ночевать, уже на озеро Изменчивое.

Опыт на Первой Речке был забракован. Замёрзнуть тогда не замёрз, но под тент тропической палатки поддувал морозом ветер. Благо, спальник хороший, пуховый, на минус 28.

Нынче у меня другая палатка: трёхместная китайская автоматическая с тёплыми синтепоновыми стенками. Сверху на неё одевается тент на дугах (можно без дуг). Синтепон и воздушная прослойка тента дают хороший эффект, я уже тестировал её в свой день рождения 21 января в прошлом году. Вдвоём с женщиной, на Тунайче, на льду у острова Чаячий, утром мороз был под 30.

Придумал эту конструкцию мой знакомый Александр, пара Ехидна. Они комфортно ночуют в ней зимой на склонах горы Пушкина. С вечера у них в палатке киношки на планшете, утром фрирайд на лыжах по Зачарованному Лесу. Среди туристов это просто идеал, быть такой парой.

Уж так Татьяна сваво Саньку на форуме "Сахкома" расхваливала за тёплую палатку, так расхваливала… Не утерпел я, и тоже автомат в "Берёзке" купил. Да и дёшево, тогда он чуть больше тысячи стоил.

***

Вечером вышел из охотского автобуса у озера Изменчивого на перешейке Ветровом. Полная темнота и безлюдье, рыбаки давно разъехались по домам.

Включаю фонарь и иду в озеро до первых лунок метрах в пятистах от берега. Пробуриваю две лунки, на них ставлю автомат и тент, прикручиваю тент ко льду восемью ввёртышами. Заметаю края тента снегом, чтоб не продувало по низу.

Корюшка уже спит, наверное. Ни подсветка фонарём в лунку, ни прикормка не работают, не клюёт. Да и фиг с ней, утром поймаю.

Включаю газовую плитку на полную мощность, через пару минут уже жарко. Раздеваюсь, топлю на плитке снег и пью чай, потом захожу со смартфона в Инет, убиваю время. Выключаю плитку и заваливаюсь спать.

Утром быстро ловлю с десяток малороток себе на завтрак, и уезжаю в город на утреннем автобусе.

***

Этот опыт тоже был забракован. Хороша палатка! Но есть риск не дотащить её до вершины. Тяжела, почти четыре килограмма, и по форме круглая — в рюкзак не влезет, а на плече нести проблема.

При помощи скотча и разрезанных мусорных мешков наскоро прилепил к тропической палатке "юбку" от ветра  — и на этом успокоился. Пойду с ней.

31 декабря

Часов в одиннадцать я уже за Сантой. Дорога снежная набита народом, поэтому иду пешком, тащу рюкзак и лыжи на саночках. Физически готов, маршрут знакомый, погода хорошая, поэтому на душе тепло и ровно, спокойно.

Вот начало тропы на пик, весёлый мальчик Сеня улыбается мне со стенда, провожает в путь.

На снегу след снегохода, иду по нему, хотя точно знаю, что скоро следа не будет. Тропа на пик, слава богу, слишком крута для моторизованных туристов.

Перед первым подъёмом прячу санки в лесу за приметным деревом, надеваю лыжи и  рюкзак. Иду вверх галсами, но мешает торчащая из снега растительность. Снега мало, ещё одна пурга нужна. А если в лоб вверх по тропе — лыжи вниз скользят, даже камус не держит.

В особо крутых местах снимаю лыжи, зарубаюсь ими в снег и подтягиваю тело. Начинаю задыхаться от напряжения, в голове звучит, издевается Высоцкий: "…Кто с перепою, а кто сдуру в чащу лез". Начинаю понимать, что совершил ошибку: надо было идти в снегоступах.

Всегда был консервативным лыжником и снегоступщиках в туризме воспринимал иронично, как "недолыжников".

 — Я был не прав! — признаю ошибку вслух громко, хватаюсь за обледенелую верёвку маркера, отдыхаю. Вид сверху радует глаз.

***

Для многих людей это важно: физически подняться вверх. Для большинства моих друзей и подруг Гора, как еда — актуальна. Раз в неделю, минимум раз в месяц должна быть "порция Гор". Тем моим землякам, кому судьба дала счастье жить среди Гор и кто в Горах не был — тем стоит подумать о своём неправильном поведении.

Подняться на Гору, обязательно одному, а если с коллективом — то отойти в сторону, чтобы не отвлекали. Отдышаться, успокоиться, отстраниться… Загрузиться, если умеешь…

Заботы, которые волновали внизу, наверху покажутся не столь уж важны, преходящи. Всё бренно, всё невечно. Гора настроит ум на философский лад.

Созерцание с Горы сродни медитации. Гора как Храм.

Если грамотно всё сделать, вниз вы спуститесь немножко другим человеком. Ведь тело и мозг едины и друг на друга влияют. Поднял тело, огляделся  — поднял дух, перезагрузился. Это интуитивно понимали ещё древние, а сейчас научно подтверждается на томографе в магнитно-резонансных экспериментах.

Ностальжи. Замок Бородава

Начинает выполаживаться, выхожу на хребет, к первой его вершине. Называется она Бородавка.

Это полуразрушенная старушка-скала, она круглая и поэтому похожа на древний замок, погибший от землетрясения или войны. От неё идёт довольно простой, уже некрутой путь на главную вершину хребта, пик Чехова.

В советские годы происходило массовое восхождение на пик в честь дня рождения В.И. Ленина. Тогда в апреле у этой скалы частенько останавливалась и ночевала, обеспечивала восхождение школьников наша группа из южно-сахалинского городского клуба туристов, он был в маленькой комнатке в гостинице "Турист". Ниже в подвале был склад со спальниками, палатками, байдарками и т.д.

Спасатели ночевали обычно в начале тропы — а мы выше, у Замка Бородава. Поднимались, перекусывали — и за работу. Лопатами вырывали в снегу длинную траншею в рост человека, затем начинали резать пилами наст. Квадратными плитами наста укрывали сверху траншею, делали снежную крышу, засыпали щели снегом. Делали внутрь пещеры ступеньки. Вход, чтоб не дуло, закрывали пологом.

Коврики и облегчённые надувастики тогда ещё не придумали, и мы устилали нары из снега лапами стланика. От него — запах смоляной, приятный. Всю ночь им дышишь…

Начинает работать бензиновый примус "Шмель". Поднимается температура, мы снимаем верхние куртки. Нонешние газовые плитки удобней — но у них нет "языка"! Они не "говорят", нет того звука. Надёжный рокот примуса вселял в туриста уверенность: не замёрзнем, переночуем…

Магнитофоны вверх мы не брали, это было не принято. Наушников не было, плееров не было  — всю эту мёртвую музыку нам заменяла живая гитара. Без гитар не ходили, всегда они с нами.

Ужин заканчивался общим весельем — и вот прекращают работу примусы, поздно ночью спать на длинные нары укладываются тесно парни, девушки… Много, человек по 10-15 и больше.

Коллективизм, страна Советов. Нынче это утеряно в пользу западного индивидуализма, туризм сейчас другой, заразился чужим из Инета.

Ставлю палатку

Прохожу седло Бородавки, смотрю время. Уже 16 часов. На западе солнце садится за Мицульский хребет и уходит в материковую Россию. Через час будут сумерки, потом темнота.

Смотрю вверх на пик. Вечереет, и его скалы начинают приобретать угрюмый вид, таким он бывает зимой на чёрно-белых фотографиях: устрашающий, жутковатый.

Очень хочется дойти до  цели, ведь самое тяжёлое я прошёл, дальше лёгкий подъём…

Нет! Ты не полезешь туда на ночь глядя! — обрываю себя. Ты один, ты заражён индивидуализмом, больной должен быть вдвойне осторожен.

Начинаю кружить у камня на седле  — где тут на ночь в снег мне прилечь, домик походный поставить?..

Нахожу ровное место с видом на город, здесь под снегом пружинят маленькие кустики стланика. Решено, на них лягу.

Утаптываю лыжами снег, расстилаю палатку, начинаю крепить её к земле. Место открытое, поэтому крепить надо очень надёжно, в горах главный враг — ветер, а не мороз.

"Надо закрепиться как можно надёжней… Надо закрепиться как можно надёжней…" — одна вертится мысль в голове. От неё нарастает тревога, из-за неё начинаю торопиться и нервничать. Сидя на корточках отрезаю ветку стланика — и нож опасно скользит по ладони.

Вскакиваю с руганью:

 — Узбагойся, нервный! — и заставляю себя работать в два раза медленнее, чем обычно.

Вот один конец палатки закреплён на лыжные палки. Они удачно входят далеко вглубь в спящий под снегом стланик. Другой конец креплю саморезами. Словно в лёд, они туго ввинчиваются в скованную морозом землю.

Тщательно засыпаю "юбку" снегом, обхожу кругом, любуюсь. Как скала палатка стоит, надёжно. Её главно к земле прицепить, а в ветростойкости её убедился давно, ещё с бури в Монголии.

***

Залезаю в палатку и отдыхаю в спальнике. Надо бы отзвониться по ближайшим друзьям, но я чувствую вдруг, что не хочу впускать в палатку их голос.

Оттуда, из города. Был бы кто-то из них в пути  — обязательно бы позвонил! Городским не хочу. В одиночестве на высоте чувствую свою "высокую" отчуждённость от суетливой моей жизни внизу, от людей.

Горы и Пушкин

Горы и  высота источают поэзию.

Пушкин путешествовал по Кавказу, и в его поэтике есть эхо тех Гор. Я далеко от города, высоко — но и отсюда слышно мне гуденье Южно-Сахалинска. Сквозь пушкинское стихотворение пропускаю его гул, его "ропот":

Несносен мне твой ропот дерзкий

Ты червь земли, не сын небес.

Попробуй нынче что-то подобное написать-опубликовать — тебя модераторы забанят, редактор зарежет, народ на форумах затролит, засмеёт… А  всё ж таки прочтите его стих "Поэт и толпа", в нём есть что-то от высоты, от Горы, для многих это будет полезное, даже лечебное чтение:

Прочь, непосвящённые!

Поэт по лире вдохновенной

Рукой рассеянной бряцал.

Он пел — а хладный и надменный

Кругом народ непосвященный

Ему бессмысленно внимал.

И толковала чернь тупая:

"Зачем так звучно он поет?

Напрасно ухо поражая,

К какой он цели нас ведет?

О чем бренчит? чему нас учит?

Зачем сердца волнует, мучит,

Как своенравный чародей?

Как ветер, песнь его свободна,

Зато как ветер и бесплодна:

Какая польза нам от ней?"

Поэт.

Молчи, бессмысленный народ,

Поденщик, раб нужды, забот!

Несносен мне твой ропот дерзкий,

Ты червь земли, не сын небес;

Тебе бы пользы всё — на вес

Кумир ты ценишь Бельведерский.

Ты пользы, пользы в нем не зришь.

Но мрамор сей ведь бог!.. так что же?

Печной горшок тебе дороже:

Ты пищу в нем себе варишь.

Чернь.

Нет, если ты небес избранник,

Свой дар, божественный посланник,

Во благо нам употребляй:

Сердца собратьев исправляй.

Мы малодушны, мы коварны,

Бесстыдны, злы, неблагодарны;

Мы сердцем хладные скопцы,

Клеветники, рабы, глупцы;

Гнездятся клубом в нас пороки.

Ты можешь, ближнего любя,

Давать нам смелые уроки,

А мы послушаем тебя.

Поэт.

Подите прочь — какое дело

Поэту мирному до вас!

В разврате каменейте смело,

Не оживит вас лиры глас!

Душе противны вы, как гробы.

Для вашей глупости и злобы

Имели вы до сей поры

Бичи, темницы, топоры; -

Довольно с вас, рабов безумных!

Во градах ваших с улиц шумных

Сметают сор, — полезный труд! -

Но, позабыв свое служенье,

Алтарь и жертвоприношенье,

Жрецы ль у вас метлу берут?

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.

Прочитали? Пушкин был тот ещё "отморозок", только он мог так высокомерно оскорблять простых людей. Полагаю, в год сочинения этого скандального стиха (ему было 29 лет) он виртуально ночевал в новогоднюю ночь на Эвересте, 8850 метров.

Не ниже. А там зимой ветра бывают под 200км\час и мороз за минус 60-70.

Мне бы так заночевать!

А что я могу написать, хилый пенс, если ночую ниже 1000 метров, ветра почти нет и мороз всего лишь минус семнадцать? При таких параметрах фиг ты гениально людей оскорбишь, не получится…

***

Включаю плитку и топлю снег. От вскипевшей воды внутри всё в пару, как в тумане. Завариваю куксу, лежу, медленно ем.

Вдруг замечаю, что на противоположной стенке палатки начинает шалить Дед Мороз, ледяные рожи мне корчит.

У меня есть средство от него. Достаю маленькую бутылочку из-под уксуса. В ней 150 грамм 40% вишнёвой настойки (вся новогодняя доза, больше не надо).

 — За тебя, Дед! — говорю ему запанибратски, поднимаю кружку, выпиваю пять капель.

 — А так? — спрашивает он.

Косым глазом всматриваюсь в стенку. Опять льдом что-то рисует…

 — Не-а, не страшно.

 — А так? — и я слышу, как качнулась задняя стенка, льдом похлопала мне по затылку.

 — Ща выйду к тебе, стой там.

Одеваюсь и выползаю наружу.

Буратины и буракумины

А снаружи просто прекрасная новогодняя ночь, без ветра почти. Слева внизу смутно видна база "Горный воздух" и гора Большевик, кафе "Звезда". В нём "Адреналин" организовал новогоднюю встречу туристов, их там сейчас человек 50-60.

Не вижу, но знаю, что за зоопарком в лесу сейчас группа Valery. Они всегда справляют НГ у костра, у живой ёлочки.

Сплошные тучи внизу начинают раздвигаться, уже видно город.

Из коврика и лыж делаю себе роскошное кресло в снегу с видом на город. Развалился, как в самолёте буржуй, задрав ноги в vip-классе. Допиваю из бутылочки, а ну, Дед Мороз, подай господину сигару "Гавану"…

Город внизу, как огненный суп, кипит фейерверками.

Далеко на юге всё полыхает от фейерверков, там коттеджи, там живут богатенькие буратины. А  внизу живут мои братья буракумины, прямо под моей палаткой. Это распадок ЖД-больницы. Редко-редко между многоквартирными домами фейерверк вспыхнет.

Создал тему на Сахкоме, женщина анонимно подтвердила.

Я тоже бураку, власть называет таких хитрым словом: социально неимущий (народ без закавык прямо говорит — нищий), поэтому получаю социалку к пенсии, две-три тысячи в месяц.

Да и чёрт с ними, с деньгами.

У Михаила в WhatsApp написано: "Богаче всего тот человек, чьи радости требуют меньше всего денег". Он тоже походник, и мы оба хорошо знаем, что радости самостоятельных путешествий безмерно огромны, а денег требуют мало, немного совсем.

Быть бедным и чувствовать себя бедным — это не одно и то же, это большая-большая разница.

Зато я нынче выше всех! Главное для пенса — это здоровье, и ещё одно моё исполнение мечты, я поднялся сюда… А деньги — грязь… Пусть внизу свиньи мажутся…

Катарсис. Тёмная сторона

Вдруг замечаю, что тоже испачкался. Чувство столь сильно, что вскакиваю на ноги. "Зачем ЗДЕСЬ думаешь о деньгах? Себя и Гору, всё испачкал!".

Внизу город жёлтый. Из гигантского мартена в долину вытекла лужа стали, она кипит.

Отворачиваюсь от города и жадно вглядываюсь в тёмную сторону горы Пушкина. Там в тишине и  мгле непроглядной Сатана кружит над Поэтом. Утром опять увижу эту чистую, белоснежную вершину. Мне становится легче.

Спуск

Утром 1 января восстал из заметённой снегом палатки как новорождённый. Здравствуй, мир! Здравствуй, Южный, мой город!

Собираю палатку, встряхиваю. Прошлогодним мусором вылетает из палатки лёд колдовства и  ночных наваждений.

Спускаюсь галсами, осторожно, не разгоняюсь на лыжах. Снега мало, вокруг торчат ловушки для ног  — кусты и коряги. В прошлом году группа опытных лыжников попала в историю: на спуске две девушки попали в эти "капканы", одну пришлось спускать вниз. Это опасно, ведь я один.

Ближе к полудню промахнулся мимо заметённой тропы, скатился ниже и попал в то, чего опасался, про что знал и куда очень не хотел попадать: в ветровал.

В прошлом году пришли на Остров два грозных гостя, два Ветра, и в позапрошлом один Ветер, они навсегда изменили ландшафт Сахалина. Надолго. Нынче везде они, ветровалы.

Например, в Соловьёвке повалилились даже те лиственницы, которые посадили ещё японцы. Возможно, после войны 1945 года впервые по Сахалину ударили такие Три Ветра. Посмотрим, что будет в этом году.

***

Чертыхаюсь, кое-как лезу, ползу, прыгаю и скачу по лежащим брёвнам… Как соболь на пенсии. Сил-то мало осталось.

У туристической молодёжи нынче интересное словечко в ходу появилось: "задолбаться".

 — Куда пошёл?

 — Да просто хочу задолбаться!

Слово коротко, ёмко аккумулирует то, о чём можно много сказать. Это когда мозг отвечает на  просьбу тела размяться такой вот, например, идеей, как ночёвка на пике.

Сейчас на ветровале я чувствую, что этой идеей мозг настолько "задолбал" тело, что оно ещё долго не будет к нему приставать с просьбами, типа: "Ну, своди меня куда-нибудь! Дай мне нагрузку!".

***

С очередной поваленной лесины с тоской оглядываю хаос погибшего леса: куда ж мне идти? И вдруг замечаю на неподвижном белом фоне движение красного пятна. Это человек! Он в красной куртке, идёт по дороге, она близко!

Ещё десять минут акробатики — и уже на хорошей дороге почуял, как силы оставили тело. На обочине валюсь в снег на спину. Художник Иванов, картина "Смерть переселенца".

Выше у распадка Vилка тусовалась у костра группа Совка — но я пологим подъёмом не смог пройти вверх даже эти несчастные 700 метров, хотя очень хотелось увидеться с ними.

ВНИЗ, только ВНИЗ  — и я побрёл к дому, пошаркал старик.

Добрёл до тёплой домашней кровати, рухнул в неё — и суток двое из дома не выходил.

За окном взрывались петарды, и ещё целых 10 праздничных дней стукались в авариях машины на перекрёстках, за окном сумасшедшие девки визжали, как резаные, и пьяные мужики поливали белый снег красной кровью и вопили по ночам до утра…

А мне было хорошо.

 — Да завеселитесь вы хоть до смерти, хрен на вас всех.

Подписаться на новости